Ушедшее лето. Камешек для блицкрига - Страница 38

— Не дам. — подтвердил я, и добавил: — Самому не хватает.

— Вот и я, об том же. — Совсем пригорюнился ребе. — Ладно, будем делать что должно. Кстати, к попам можешь не ходить, я у батюшки уже был. Он такую речугу потом закатил что, паства его прям из храма побежала вещички собирать.

Я поблагодарил старого печатника, и мысленно ругая себя последними словами вышел из типографии. Как же я мог забыть, что церковь в городе работала практически всегда. Её и закрывали только в двадцатом, лет на пятнадцать. Ну хорошо, одной проблемой меньше. А теперь к моим патрулям, вернее в здание НКВД, где была караулка, — отдать им афиши для расклейки. Потом в батальон — поймать Абрамзона и направить его на склады Госрезерва, пока их не сожгли. А то этот хитрый жук уже второй день носится по области, и явно что-то химичит. И ещё. Поздравить Эстер Шлёмовну с тем, что она стала начальником облздрава, и теперь все склады в её распоряжении! Если конечно на них что-нибудь осталось…

Вернувшись в свою уютную норку, и раздав всем по пряникам, я засел в канцелярии. С тяжёлым вздохом водрузил на стол папки, и стал изучать ту, где была наклейка «Полесский укреплённый район». С каждой прочитанной страницей моё недоумение росло. Вскоре оно уже превратилось в панику. Пережив «развитый социализм», «перестройку», «социализм с человеческим лицом», и «общество равных возможностей» я был склонен согласиться с утверждением стариков «Вот при Сталине был порядок!» А тут… Зачем-то расформировали, пусть и построенный по меркам Гражданской, но вполне боеспособный укрепрайон. И когда!? Я вернулся к документу, и недоверчиво посмотрел на дату. В тридцать шестом году! Дивизию забрали, а сформировали пару пульбатальонов, да и то кадрированных. Но после тридцать девятого, исчезли и эти батальоны. То есть личного состава нет, пулемёты частично на складах, а большей частью — неизвестно где! На глаза попалась выписка из перечня оргмероприятий проводимых по укрепрайонам. Так, что у нас тут? Правильно, сформировать четыре отдельных взвода полукапонирной артиллерии. До первого декабря тысяча девятьсот тридцать девятого года. После семнадцатого сентября уже не актуально. А сейчас что мы имеем с этого укрепрайона? А имеем мы, ни-че-го! Бронеколпаки демонтированы в тридцать девятом, дерево-земельные укрепления уже превратились в холмы и ямы. Теперь Полесский укреплённый район существует только на бумаге, так же как и мой батальон. А кому я подчиняюсь? Опаньки! Нахожусь я вместе со своим «укрепрайоном» в оперативном подчинении двадцать первой армии. Хотелось бы верить, что генерал-лейтенант Ефремов в курсе всего нашего бардака. Но сомневаюсь я, что комбриг Бабына докладывал всю правду. Внеочередную «шпалу» я явно получил с его подачи.

В дверь постучали, и я захлопнул папку, предварительно засунув в неё требование о предоставлении отчёта о наличии и состоянии автотранспорта:

— Войдите!

В дверь подчеркнуто робко просунулся какой-то парень в полувоенном костюме. По крайней мере, штаны и сапоги были военные. В руках он мял пилотку без звездочки. Посмотрев на него, я с изумлением узнал младшего политрука:

— Николай Григорьевич! Что это за маскарад!? Что об вас бойцы подумают!!?

— Но товарищ капитан. — растерялся Ященко — В казарме никого нет, кроме дневальных, а меня сержант Соловьёва провела. А нам уже пора…

— Куда? — начал спрашивать я, потом вспомнил, хотя… — Почему это «нам»? Мне Строков только о вас говорил!

— Товарищ капитан! — взмолился Ященко, — Мы со Светой. Ой, с сержантом Соловьевой, пожениться хотим. Отпустите её со мной…

Я встал из-за стола, и прошёлся по комнате:

— Дела… Позовите сержанта.

Политрук кинулся за дверь и буквально втащил пунцовую девушку. Я повернулся, и строго посмотрел на молодых:

— Сержант медслужбы Соловьева!

— Я, товарищ капитан, — пискнула девчушка, и тут же попыталась спрятаться за спину своего избранника. Впрочем, он остановил её.

— Вы понимаете, на что идёте? Нет, я не о замужестве. Тут я вам ни разрешать, ни запрещать не собираюсь. Вы понимаете, что остаетесь под немцем? И не буду врать, возможно надолго.

Ященко побледнел, но я остановил его взглядом. Хотя, мог бы и не останавливать. Мышка вдруг превратилась в тигрицу.

— В горе, и в радости. Пока не разлучит нас смерть, и никто боле — четко выговорила Светлана, не сводя с меня твёрдого взгляда, и вцепившись в руку Николая, как в спасательный круг.

Первым взгляд отвёл я:

— Что же, пусть будет у вас счастье. Скажите Коробочко, чтобы вывезла вас в санитарной машине. Идите.

— Товарищ капитан! Дайте нам документ, что мы женаты! А то меня тёща дрыном по хребту встретит! — взмолился политрук, посматривая на улыбающуюся невесту.

— Так это вам в ЗАГС надо, — растерялся я, но потом стукнул себя ладонью по лбу, — Ах, чёрт! Совсем забыл.

Усевшись за стол, и подвинув к себе бумажный лист, я взял перо, но потом поднял глаза на Ященко:

— Какая фамилия?

Тот сначала не понял вопроса, но потом до него дошло, и он положил на стол две красноармейских книжки.

— Так-с, — бормотал я себе под нос, записывая, — Красноармеец Радчинский, и сержант Соловьева. Считать мужем и женой. Командир полка, военный комиссар полка. Николай Григорьевич срочно отыщите военкома, пусть тоже распишется. Скажите ему, что с вопросами, ко мне.

Я со стуком поставил печать, слегка дернув её, чтобы была нечитаемой, и поднялся со стула:

— Как военный комендант Полесской области объявляю вас мужем и женой! — и улыбнувшись, добавил — Горько.