Ушедшее лето. Камешек для блицкрига - Страница 23

— Вот видите, там сражаются люди, упорно сражаются, погибают, а мы тут спирт считаем. Закончим с этим. Спирт оприходовать, в дальнейшем выдавать по накладным. Если, конечно, возникнет потребность, учить я вас не собираюсь. Теперь поговорим о нужных вещах.

Минут за десять, я объяснил Абрамзону необходимость поэмы про пулемет и как сделать треноги для пулеметов. Сержант немного помялся, но все-таки выдавил из себя:

— Товарищ старший лейтенант, я вас не подведу. Но для копировки нужен спирт. Ну, вы понимаете…

— Моисей Самуилович, о чем разговор? Надо — значит надо, но только проведите это все по документам. Как, куда, не знаю. Для меня бухгалтерия сродни колдовству, но не надо думать, что война все спишет. Наш контроль вы знаете лучше меня, так что хоть на протирку патронов, но спирт должен быть списан по документам!

— Да нет, — обиделся Абрамзон, — Мне действительно нужен спирт для копирования на гектографе.

— Все, все. Но не забудьте про печать батальона. И подумайте про телефонную связь с постами. Сидим тут, как на диком острове! Ох, как много еще надо сделать!

Сержант встал:

— Разрешите идти, товарищ заместитель командира батальона?

— Идите, — я вспомнил подходящую цитату и, улыбнувшись продолжил: — И не грешите…

Подозрительно посмотрев на меня, Моисей Самуилович открыл дверь, и в неё тут же заглянул дневальный:

— Товарищ старший лейтенант. Вас начальник медслужбы просит подойти к машине.

— Иду. — Я надел фуражку и вышел из канцелярии.

Лежащий в машине Шнитко тяжело дышал и говорил короткими фразами:

— Вот как получилось. Алексей Юрьевич. Думал что выдержу. Простите. Не поминайте лихом.

— Перестаньте, Архип Иоанович. В госпитале вас быстро на ноги поставят. Вы еще покомандуете.

— Не надо. Принимайте. Батальон. — Капитан поморщился, и Коробочко стоящая неподалеку возмутилась:

— Его надо срочно везти в госпиталь!

— Вы правы, товарищ старший сержант, — ответил я медичке и, повернувшись к машине, козырнул комбату. Потом повернувшись к водителю, негромко попросил: — Павел Васильевич, очень прошу вас, довезите…

Зубрицкий строго посмотрел на меня и только кивнул. Он был одет в новенькую форму и даже без петлиц выглядел более военным, чем все мы.

Мягко переваливаясь на трещинах и выбоинах старого бетона, машина скрылась за углом казармы, а я вернулся в кабинет. Достав из сейфа план завода, стал просчитывать, куда ориентировать стрельбище. Впрочем, меня опять отвлекли. На этот раз постучавшийся красноармеец выглядел озабоченным:

— Товарищ старший лейтенант. Там, это, начальство приехало…

— Какое еще начальство? — с трудом оторвался я от расчетов.

— Первый секретарь обкома, и с ним остальные.

— Точно первый секретарь приехал?

— Так что, мы его разве не знаем? — даже обиделся боец, — Товарища Ливицкого в городе все знают, он же нашенский.

Поискав фуражку, обнаружил, что так её и не снимал. Быстро осмотрев себя в зеркале, поспешил к выходу из казармы. Ливицкий, на этот раз в военной форме с ярко-красными звездами на рукавах, курил в тени вместе с остальными приехавшими. Там были все городские начальники и, очевидно, их помощники. У стоящего неподалеку «ЗиС-101» по стойке «смирно» вытянулись двое пограничников с автоматами. Я подбежал почти к командирам но за три шага до них перешел на строевой, и доложил:

— Товарищ, — пересчитал ромбы в петлицах, мысленно присвистнул и продолжил, — дивизионный комиссар! Полесский батальон ополчения в составе второй роты выполняет боевую задачу по охране мостов, первая рота отдыхает после караула, третий взвод второй роты занимается оборудованием стрельбища. Докладывает заместитель командира батальона старший лейтенант Листвин. Командир батальона, капитан Шнитко, эвакуирован в военный госпиталь в город Калинковичи.

— Тогда вы уже исполняющий обязанности командира батальона, Алексей Юрьевич. — подал мне руку Ливицкий, потом вспомнил, и козырнул в ответ, — Вот, партия сказала «Надо в Красную Армию», а я все по-граждански.

Я присмотрелся, действительно, ордена «Знак почета», «Трудового Красного Знамени» и «Ленина» давали за труд. Даже медали «Двадцать лет РККА», что украшала грудь Бабыны, у секретаря не было. А он тем временем продолжал:

— Все, товарищ Листвин, кончилось ваше полулегальное положение. Теперь вы часть Красной Армии. Поднимайте роту и стройте людей, будем знамя вручать!

— Ну, кто же так командует? — проворчал комбриг и приказал: — Роте подъем! Построение через десять минут. Форма одежды — парадная!

— Есть! — я развернулся и быстрым шагом пошел к входу. За спиной явственно прозвучал смешок Строкова:

— Ну, товарищ комбриг, вы и сказали… Хорошо, если гимнастерки чистые будут.

Ответа Бабыны я уже не слышал, так как влетел в казарму и, приказав дежурному срочно поднимать командный состав роты, помчался в канцелярию. Вспомнив по дороге, позвал дневального, и отправил его за третьим взводом. Выдернув из шкафа китель, сорвал подворотничок, и вытащив из стола новый, стал искать иголку с ниткой. В канцелярию ввалились командиры, отчаянно зевая и тихонечко матерясь. Выплюнув нитку, в коротких, но ёмких, выражениях, поставил им боевую задачу, и выразительно постучал пальцем по часам.

— Рота, подъем! — во весь голос закричали дневальные. Понявшие меня краскомы тоже присоединились к этой громогласной новости, используя народные обороты речи. «Не забыть потом извиниться, да и объяснить что материться надо только уставными выражениями», — подумал, полируя бархоткой сапоги.